Жительница Семея пытается отстоять права на собственных детей

Она не отрицает своих ошибок. Лишь отчаянно борется за второй шанс начать жить по-людски.

Чтобы доказать своим детям и окружающим, что она в первую очередь не отбывшая наказание преступница, не заблудшая дочь. Она - мать.

Судьба вдребезги

Двадцатидевятилетняя женщина предпочитает скрывать свои настоящие данные. Объясняет: не хочу сыновьям навредить. Назовем ее Ольгой Никитиной.

Привычная жизнь для нее оборвалась в 2001 году, когда полицейские защелкнули на ее запястьях браслеты наручников.

Образ жизни, тогда еще двадцатитрехлетней девушки, едва ли можно назвать пуританским.

Ольга говорит:

- Меня оставил любимый мужчина с маленьким ребенком. Я не могла выкарабкаться.

Как это часто бывает, ее утешением стала "горькая". Через несколько лет - еще один ребенок, уже от другого мужчины.

Горе тонуло на дне граненого стакана. Вереница дней в компании сомнительных знакомых.

Весной 2001 в один плохой день очередная попойка закончилась для Ольги самым печальным образом.

На нее накинулся собутыльник. Ольга инстинктивно пыталась защититься. С криками побежала на кухню. Обидчик за ней. Нож будто сам оказался в руке женщины.

Им ударила и налетевшего на нее с кулаками мужчину.

- Я так и не смогла увидеться с детьми, - вспоминает Ольга, отводя взгляд. - Я была плохой матерью, глупо отрицать очевидное. За несколько месяцев до этого инспектора по делам несовершеннолетних Семея приходили ко мне, расспрашивали соседей, знакомых. Они хотели лишить меня родительских прав.

После того, как Ольгу осудили за убийство, у комиссии по делам несовершеннолетних были развязаны руки. Восьмилетний Витька остался у матери Ольги, а воспитанием трехлетнего Леши занялась его бабушка по отцу. Папаша о сынишке думать забыл.

- Вы знаете, я отчетливо поняла, что мир для меня рухнул, когда зачитывали приговор, - вспоминает Ольга. - Восемь лет, для меня это казалось вечностью. Тогда я думала о детях. Черт возьми, что же я наделала?

От Ольги отказались все. О сиделице за колючей проволокой забыли даже родные.

- Я писала письма и матери, и бабушке Леши. Но они молчали. Просила хоть какую-нибудь весточку прислать. Фотографии мальчишек. Но все тщетно. Я тогда страшно расстраивалась, переживала... Сейчас я понимаю мать.

Ольга сделала все, чтобы приблизить тот час, когда она сможет перешагнуть порог ворот колонии.

- Сделать шаг в новую жизнь, - грустно улыбается она.

Ей удалось освободится по условно-досрочному через пять лет и четыре месяца.

На волю собирали всей камерой.

- Я только там поняла, что такое женская дружба, - делится Ольга. - Зона меняет женщину. Одни скатываются, а другие, наоборот, поднимаются на ноги, постоянно думая о семье.

Сокамерницы на прощание подарили Ольге бумажное сердечко, разукрашенное красным фломастером.

На клетчатой бумаге было выведено трогательное: "Пусть сбудутся все твои мечты".

Сжимая сердечко в руке, Ольга твердо решила, что напутствие подруг она выполнит во что бы то ни стало.

Кому нужна такая мать?

Но мечтам не суждено было осуществиться так скоро.

- Разумеется, я сразу же поехала к матери. Прекрасно знала, что меня никто не ждет в отчем доме. Но все пять лет я думала о детях. И не могла медлить. Я должна была сказать им, как их люблю.

Мать неприветливо встретила заблудшую Ольгу. Попросила ее больше не приходить сюда. Вити здесь нет. Он в детском доме. Ему уже 13 - подросток, я бы с ним не справилась.

Ольга поняла, все ее планы рушатся, как карточный домик. И следующий удар она восприняла уже спокойней. Бабушка отца Леши умерла. Мальчик в том же детском доме, где и его брат.

- Признаюсь, мне в голову закрадывались в тот момент самые отчаянные мысли. Я не знала что делать, как вернуть детей. Поссорилась с матерью: она все еще продолжает получать деньги от отца Вити, хотя сам парень в детдоме.

...Она встретилась с мальчиками через месяц.

Боялась, что они ее не узнают.

Боялась, что, стыдясь ее, они отведут взгляд.

Боялась, что они не смогут вымолвить "мама".

Она не смогла сдержать слез, когда тринадцатилетний парень Витька, высокий и широкоплечий не по годам, увидев ее, обнял. А после поднял на руки.

- Как же ты похудела, - сказал подросток.

А у Ольги ком в горле.

Лешка сначала смущался. Мать он узнал, но долго стоял, потупив взор. Ольга подошла к нему, заговорила.

Когда он вымолвил, "ты моя мама и я тебя узнал", Ольга разрыдалась.

Ей было очень-очень стыдно.

Мальчонка тоже заплакал.

Он ее помнил и скучал.

Право быть матерью

Ольга сразу же подала заявление в комиссию по делам несовершеннолетних Семея. Чтобы восстановить родительские права. Устроилась на работу в автобусный парк. Регулярно ходила отмечаться к участковому. На любое спиртное - строгий запрет.

- Я прекрасно понимала, что у меня незавидное положение, но шансы есть. В Кодексе о браке и семье ясно прописано: важно, чтобы родители "изменили поведение, образ жизни и отношение к воспитанию ребенка". Надеюсь, это про меня.

Первое заявление о восстановлении родительских прав она подала на младшего сына.

Гром грянул внезапно.

- Я однажды пришла в детский дом с какими-то подарками для Витьки. А мне воспитатель сказала, что, мол, он заболел. Я ей говорю: ведите меня в медблок, что с ним случилось? Нет, там карантин. Простуда. Какая простуда летом? Я стала настаивать, они - ни в какую. Вернулась через несколько дней - Витька был какой-то подавленный. Я стала расспрашивать: что с тобой такое, чем ты болел? Он долгое время молчал, стиснув зубы. А потом...

Мальчик принялся рассказывать, беспрестанно оглядываясь по сторонам, чтобы никто не услышал, что его и нескольких парнишек... закрывали на три дня в зарешеченном помещении раздевалки! Кормили раз в день. "МГ" писал о расследовании прокуратурой этого дела осенью 2007 года.

- Витя рассказал мне, что детей там держали от двух дней до нескольких недель - поймали с сигаретами, несколько раз не выполнил домашнее задание. Садили в этот карцер. Они даже школу не посещали в эти дни. И все время создавались какие-то справки о том, что ученики болеют. Сначала я думала, что скандал мне уж точно не нужен. И так у меня биография далеко не кристально чистая. Но когда наказание к Витьке применили еще раз, я не смогла сдержаться. Поскандалила с их администрацией. Но те и ухом не повели. Когда мне разрешили погулять с Витей, я уговорила его пойти в прокуратуру Семея. Он рассказал, что творится в детдоме. Но пока началось расследование, пока возбудили уголовное дело...

...Когда Витьку в следующий раз решили посадить "под замок", парнишка понял, что с него достаточно. Просто сбежал из детдома. Несколько дней он провел у матери. Та его прятала.

- Когда я привела Витю обратно, меня встретила лично директор Колесникова. Думаю, ей уже донесли, что именно я с Витькой были в прокуратуре. Она сказала, что уже написала заявление о переводе Вити в Серебрянский интернат для детей с дивиантным поведением. Мол, если я не заберу заявление, следующие пять лет мальчик проведет в компании "трудных" подростков. Но я решила идти до последнего.

В результате, пока раскрутился маховик прокурорского расследования, парнишка официально был определен в специнтернат. Правда, решил "сделать ноги" из Серебрянского интерната.

А Ольга из-за инициированного ею скандала вокруг детдома так и не смогла вернуть родительские права.

- Это очень непростой случай, - комментирует инспектор по делам несовершеннолетних семейского отдела полиции Зарина Нургалиева. - Мать действительно исправилась, что бывает очень редко. Но эта история с детским домом... Тем более что директор писала о том, что Ольга пыталась укрывать ребенка. Потворствовала побегам. И все же очевидно, она пошла на исправление.

Весной этого года Ольга смогла восстановить права на сына Лешку.

Мальчонка теперь живет с ней.

Для этого ей пришлось разбить палатку перед семейским акиматом. Прорываться к президенту Назарбаеву, когда он был в Семее с визитом. Сотрудникам спецслужб она так и сказала: я хочу просить за своих сыновей. Дальше - осаждать местных прокуроров.

Материнский инстинкт согревал ее - когда она в буквальном смысле ночевала перед зданием прокуратуры.

Она добилась своего - ее услышали. Ей вернули младшего.

О том, где сейчас Витя, она предпочитает не говорить. Знает, но не расскажет.

Приказ Колесниковой, директора детского дома, никто не отменил.

- Так что моя борьба за детей продолжается, - подводит итог женщина, которой движет один из самых сильных инстинктов - материнский.

Евгений ФОМИНЫХ

В суде удалось доказать виновность и госпожи Колесниковой, и воспитателей детского дома. К жестокому обращению с детьми добавились еще и махинации с госзакупками. Директор сменился, а вот приказ о переводе в интернат никто так и не отменил.